Нежная королева [= Хельви — королева Монсальвата] - Ольга Елисеева

«Либо это казна посольства, но что-то не тяжелая, — подумал Симон, — либо то, что я ищу. Хотя, черт возьми, а что именно я ищу?» Он полез внутрь, сломал замок ларца и даже разворотил кочергой одну стенку. «Чудесно!» Бумаги хлынули на ковер сплошным потоком. Унести их все Симон не мог. Письма короля Дагмара и инструкциями, денежные расписки, для мальдорских вексельных домов. Внимание рыцаря привлекли два запечатанных пакета из плотной желтоватой бумаги. На одном из них красовался беотийский герб — клыкастый вепрь, готовый к нападению. Другой был скреплен печатью герцогов Западной Сальвы — поднявшей крылья птицей Феникс с двумя буквами «Д»: Дюк Деми. Последнее обстоятельство особенно заинтересовало Симона.

Пожалуй, эти документы д’Орсини попробовал бы унести с собой. Спрятав конверты за пазухой, рыцарь мысленно пожелал сэру Джозефу приятных сновидений и двинулся в обратный путь.

Только у себя дома, отогревшись и выпив можжевелового джину, Симон приступил к распечатыванию похищенных документов. То, что он обнаружил, повергло командира королевской охраны сначала в недоумение, затем в ужас и, наконец, полную растерянность.

Более крупный пакет с гербом Деми содержал множество планов и зарисовок укреплений Северной Сальвы, а также собственноручное письмо Харвея к королю Беота следующего содержания:

«Ваше Королевское Величество.

Смею надеяться на августейшее одобрение скромных заслуг всех вверенных мне офицеров и простых матросов, чья преданность Беоту безграничны, а храбрость безмерна. Несколько дней назад мне удалось приблизительно зарисовать береговые форты противника. Посылаю вам их планы. С воды мы сумели поджечь деревянные строения порта и, отойдя на почтительное расстояние, наблюдали за пожаром с кораблей. Полагаю, что неприятелю нелегко будет отстроить переднюю деревянную линию укреплений заново.

Вашего Королевского Величества

покорный слуга

лорд Харвей Деми».

Лежа в одном пакете с чертежами фортов на Заячьей Губе, это письмо, казалось, должно было относиться к знаменитому пожару, когда консорт так убивался из-за гибели кораблей и верфей. Неужели он лгал? И прав был Вебран, обвинявший Деми в преднамеренном поджоге?

Эту мысль д’Орсини отмел сразу. Кроме упрямого нежелания верить в предательство Харвея, сами бумаги, на взгляд рыцаря, были полны всяческих несообразностей. Он повертел письмо в руках. Лист показался ему несколько меньшим по размеру, чем обычный. Подпись Деми кончалась буквально на нижнем краю, и даже больше — хвостик у росчерка пера, ушедший за нижнее поле, был отрезан. Значит изначально существовала еще часть страницы. Об этом говорило и отсутствие даты. Кто же пишет на листе впритык, от края до края? Нижнее поле зачем-то отрезали. То же самое сделали и с верхним, чтоб при складывании письма по полам по старому сгибу отсутствие куска бумаги внизу не так сильно бросалось в глаза.

Симон еще раз перечитал текст. «Не пришей кобыле хвост», — пробурчал он себе под нос. Какие беотийские офицеры и матросы были у Харвея на Заячьей Губе? Зачем ему было «приблизительно зарисовывать береговые форты», если планы их строительства он готовил сам и сумел бы, наверное, во сне с закрытыми глазами сделать точный чертеж? Как он мог поджечь что-либо с воды, если постоянно находился на берегу? На каких кораблях Деми «отошел на почтительное расстояние и наблюдал за пожаром», если все заложенные суда сгорели на стапелях вместе с верфями, а сам консорт носился по пожару, пока не получил горящим бревном по голове?

Симон раздраженно вскрыл пакет с печатями короля Дагмара. Там находилось короткое, ни к чему не обязывающее письмо, в котором беотийский владыка благодарил лорда Деми за то, что тот и вдали от родины не забывает о службе «священной монархии Плаймара» и выражал надежду, что Харвей и впредь будет «снабжать своих друзей столь ценными для Беота сведениями».

— Шито белыми нитками. — заключил д’Орсини. — Хотя наши дураки в Совете подняли бы куриный переполох, и пока все выяснится… или не выяснится… Тень на имя консорта будет брошена. — рыцарь потер лоб рукой. — Многие поверят, особенно при собственноручном письме Дагмара. Они всегда всему верят…

Симон на мгновение закрыл лицо ладонями, так ему стало тяжело при одном воспоминании о деле Монфора. Нет, он больше никогда не положится на «мудрость отцов государства», на «неопровержимые доказательства», «очевидные факты», «слова свидетелей». Д’Орсини встал, сгреб содержимое пакетов в холщовый мешок, перекинул его через плечо и направился вниз по лестнице. Время было позднее, но дело, которое сейчас мучило командира королевской охраны, не требовало отлагательства. Он почти наверняка знал, что Деми примет его и ответит на все вопросы. А если нет… Об этом Симон не хотел думать.

Дворец уже спал. Но д’Орсини не мог ошибиться, заметив в правом крыле на втором этаже, в покоях консорта, слабый свет одинокого окна. «Значит я никого не разбужу». — кивнул он своим мыслям и ускорил шаг.

Глава 4

Харвей попробовал рукой крепость веревки и подвигал ногой стул. Нужно было лишь шатнуть табурет. И все кончится.

Обидно только, что после путешествия в Монтаньяр он верил в загробный мир, в то что жизнь продолжается и после смерти. А значит боль и страдания останутся.

Нет, вешаться Деми не собирался. Просто с сегодняшнего утра им владело остервенение, которому надо было предать форту. Желательно зримую. После двух недель ходячего обморока консорт испытал встряску, вернувшую его к реальности. Он слышал о самоубийцах, которые приняв решение покончить счеты с жизнью, как сомнамбулы, берут в руки бритву и почти машинально режут себе вены, но от боли, вида крови и ощущения пульсирующего тепла на коже вдруг приходят в себя и начинают орать: «Что ж я наделал!» Нечто подобное произошло и с ним.

Сегодня, во время приема по случаю окончания Рождественских торжеств, сэр Джозеф Кларенс открыто подошел к консорту в большой зале, и Деми вынужден был отступить с ним вместе к окну, чтоб их разговор никто не мог услышать. Там, улыбаясь и кивая проходящим мимо придворным, Харвей услышал о том, куда девались документы из дома Петерса, и в каком виде прокурор собирается подать их королеве.

— Вы очень упрямы, друг мой. — осклабился Свищ. — У меня кончилось терпение.

— А если ее величество не захочет тебя слушать? — холодно осведомился Деми.

Посол недоверчиво покачал головой.

— Не захочет она, захотят другие. Люди любят поболтать о подноготной владык. Как ты думаешь, что они потом будут говорить о сыне такого человека как ты?